Неточные совпадения
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето,
отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот
бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Дамы ухватились за руки, поцеловались и вскрикнули, как вскрикивают институтки, встретившиеся вскоре после выпуска, когда маменьки еще не успели объяснить им, что
отец у одной
беднее и ниже чином, нежели у другой.
— Пойдем, пойдем! — говорит
отец, — пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! — и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж
бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
Но
бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг
отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его, наконец, и выносит из толпы.
Среди кладбища каменная церковь, с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с
отцом и с матерью к
обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно и которую он никогда не видал.
— Папочка, папочка, — кричит он
отцу, — папочка, что они делают! Папочка,
бедную лошадку бьют!
—
«
Отец! вскричали все: «обрадуй
бедных нас!
«
Отец родной! — говорил
бедный дядька.
— Ну, вот тебе беспереводный рубль, — сказала она. Бери его и поезжай в церковь. После
обедни мы, старики, зайдем к батюшке,
отцу Василию, пить чай, а ты один, — совершенно один, — можешь идти на ярмарку и покупать все, что ты сам захочешь. Ты сторгуешь вещь, опустишь руку в карман и выдашь свой рубль, а он опять очутится в твоем же кармане.
Боже, боже!..
Сегодня! —
бедный мой
отец!
И дева падает на ложе,
Как хладный падает мертвец.
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер
бедный мой
отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
— А я смею! — задорно сказала Марфенька. — Вы нечестный: вы заставили
бедную девушку высказать поневоле, чего она никому, даже Богу,
отцу Василью, не высказала бы… А теперь, Боже мой, какой срам!
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что
отец у ней умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась больная, худая, жила у
бедной тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью, спрашивала, помнит ли он ее и свои старые намерения.
— Милый, добрый Аркадий Макарович, поверьте, что я об вас… Про вас
отец мой говорит всегда: «милый, добрый мальчик!» Поверьте, я буду помнить всегда ваши рассказы о
бедном мальчике, оставленном в чужих людях, и об уединенных его мечтах… Я слишком понимаю, как сложилась душа ваша… Но теперь хоть мы и студенты, — прибавила она с просящей и стыдливой улыбкой, пожимая руку мою, — но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и… верно, вы это понимаете?
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то
бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще
отцом в дом и там воспитанной.
— Помню, помню,
бедная Элен говорила мне что-то тогда, когда ты у тех старушек жил: они тебя, кажется, женить хотели на своей воспитаннице (графиня Катерина Ивановна всегда презирала теток Нехлюдова по
отцу)… Так это она? Elle est encore jolie? [Она еще красива?]
Было это уже очень давно, лет пред тем уже сорок, когда старец Зосима впервые начал иноческий подвиг свой в одном
бедном, малоизвестном костромском монастыре и когда вскоре после того пошел сопутствовать
отцу Анфиму в странствиях его для сбора пожертвований на их
бедный костромской монастырек.
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме.
Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв лицо руками. Мальчики, видя, наконец, что
отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.
Извозчик он, не
бедные мы,
отец, не
бедные, сами от себя извоз ведем, все свое содержим, и лошадок и экипаж.
— Это он
отца,
отца! Что же с прочими? Господа, представьте себе: есть здесь
бедный, но почтенный человек, отставной капитан, был в несчастье, отставлен от службы, но не гласно, не по суду, сохранив всю свою честь, многочисленным семейством обременен. А три недели тому наш Дмитрий Федорович в трактире схватил его за бороду, вытащил за эту самую бороду на улицу и на улице всенародно избил, и все за то, что тот состоит негласным поверенным по одному моему делишку.
Что всего более поразило
бедного монашка, так это то, что
отец Ферапонт, при несомненном великом постничестве его и будучи в столь преклонных летах, был еще на вид старик сильный, высокий, державший себя прямо, несогбенно, с лицом свежим, хоть и худым, но здоровым.
Один короткий, быстротечный месяц!
И башмаков еще не износила,
В которых шла, в слезах,
За
бедным прахом моего
отца!
О небо! Зверь без разума, без слова
Грустил бы долее…
Отец давал ей довольно много денег на булавки, она, как и всякая добрая женщина, помогала
бедным.
Причина ясная: Алексей, как ни привязан был к милой своей Акулине, все помнил расстояние, существующее между им и
бедной крестьянкою; а Лиза ведала, какая ненависть существовала между их
отцами, и не смела надеяться на взаимное примирение.
Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и
бедный дом своего
отца.
Мысль потерять
отца своего тягостно терзала его сердце, а положение
бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал
отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от
отца писем и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе и выпущен был корнетом в гвардию;
отец не щадил ничего для приличного его содержания, и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты и входил в долги, не заботясь о будущем и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту
бедной молодости.
Бедный, худой, высокий и плешивый диакон был один из тех восторженных мечтателей, которых не лечат ни лета, ни бедствия, напротив, бедствия их поддерживают в мистическом созерцании. Его вера, доходившая до фанатизма, была искренна и не лишена поэтического оттенка. Между им —
отцом голодной семьи — и сиротой, кормимой чужим хлебом, тотчас образовалось взаимное пониманье.
Разумеется, мой
отец не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и
бедный человек, — стало, по всем условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь, глядел тогда на нас, как человек смотрит на возню щенят.
Я рассказал про офицера вещи, которые могут погубить его (он заезжал куда-то с арестантом), и вспомнил, что он
бедный человек и
отец семи детей; но должно ль щадить фискала, разве он щадил других?
Я не имел к нему никакого уважения и отравлял все минуты его жизни, особенно с тех пор, как я убедился, что, несмотря на все мои усилия, он не может понять двух вещей: десятичных дробей и тройного правила. В душе мальчиков вообще много беспощадного и даже жестокого; я с свирепостию преследовал
бедного вольфенбюттельского егеря пропорциями; меня это до того занимало, что я, мало вступавший в подобные разговоры с моим
отцом, торжественно сообщил ему о глупости Федора Карловича.
Это «житие» не оканчивается с их смертию.
Отец Ивашева, после ссылки сына, передал свое именье незаконному сыну, прося его не забывать
бедного брата и помогать ему. У Ивашевых осталось двое детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без
отца и матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять детей к себе; Николай разрешил. Через несколько лет он рискнул другую просьбу, он ходатайствовал о возвращении им имени
отца; удалось и это.
Как ни проста, кажется, была должность Карла Ивановича, но
отец мой умел ей придать столько горечи, что мой
бедный ревелец, привыкнувший ко всем бедствиям, которые могут обрушиться на голову человека без денег, без ума, маленького роста, рябого и немца, не мог постоянно выносить ее.
Возвратясь домой, некоторое время прикидываются умиротворенными, но за чаем, который по праздникам пьют после
обедни, опять начинают судачить.
Отец, как ни придавлен домашней дисциплиной, но и тот наконец не выдерживает.
Приход был настолько
бедный, что
отец не в состоянии был содержать сына в семинарии; поэтому Петр, еще мальчиком, прямо из уездного училища определился в уездный суд писцом.
Утро в нашем семействе начинал
отец. Он ежедневно ходил к ранней
обедне, которую предпочитал поздней, а по праздникам ходил и к заутрене. Еще накануне с вечера он выпрашивал у матушки два медных пятака на свечку и на просвиру, причем матушка нередко говаривала...
Точно так же остаются невыполненными просьбы
отца, чтобы
обедня в престольный праздник служилась соборне, или, по крайней мере, хоть приглашали бы дьякона.
Сверх ожидания,
отец принял это решение без особенных возражений. Его соблазняло, что при заболотской церкви состоят три попа и два дьякона, что там каждый день служат
обедню, а в праздничные дни даже две, раннюю и позднюю, из которых последнюю — соборне.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину
бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у
отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
Вдова тоже приходила к
отцу, хотя он не особенно любил эти посещения.
Бедная женщина, в трауре и с заплаканными глазами, угнетенная и робкая, приходила к матери, что-то рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все были ненужные пустяки, на которые
отец только отмахивался и произносил обычную у него в таких случаях фразу...
Бедные лошади худели и слабели, но
отец до такой степени верил в действительность научного средства, что совершенно не замечал этого, а на тревожные замечания матери: как бы лошади от этой науки не издохли, отвечал...
Я помню выражение горестного изумления и раскаяния, с которыми
отец стоял над трупом
бедной страдалицы.
— Давно,
отец протоиерей… Это я,
отец протоиерей, еще в Полтаве… — неосторожно защищается
бедный Гаврило.
Я вдруг живо почувствовал и смерть незнакомого мальчика, и эту ночь, и эту тоску одиночества и мрака, и уединение в этом месте, обвеянном грустью недавней смерти… И тоскливое падение дождевых капель, и стон, и завывание ветра, и болезненную дрожь чахоточных деревьев… И страшную тоску одиночества
бедной девочки и сурового
отца. И ее любовь к этому сухому, жесткому человеку, и его страшное равнодушие…
Долго Галактион ходил по опустевшему гнезду, переживая щемящую тоску. Особенно жутко ему сделалось, когда он вошел в детскую. Вот и забытые игрушки, и пустые кроватки, и детские костюмчики на стене… Чем
бедные детки виноваты? Галактион присел к столу с игрушками и заплакал. Ему сделалось страшно жаль детей. У других-то все по-другому, а вот эти будут сиротами расти при
отце с матерью… Нет, хуже! Ах, несчастные детки, несчастные!
Герой, выводивший своих сыновей
Туда, где смертельней сраженье, —
Не верю, чтоб дочери
бедной своей
Ты сам не одобрил решенья!»
_____
Вот что я подумала в долгую ночь,
И так я с
отцом говорила…
Ты мать потеряешь!»
И в горе упав на ручонки его
Лицом, я шептала, рыдая:
«Прости, что тебя, для
отца твоего,
Мой
бедный, покинуть должна я...
Увы! предсказанье его не сбылось!
Увидеться с
бедной женою
И с первенцем сыном
отцу довелось
Не здесь — не под кровлей родною!
Но на первой же станции гусар узнает, что
отец не даст ни гроша денег за убежавшей дочерью, и тотчас же, конечно, прогоняет от себя
бедную девушку.
— Я еще подростком была, как про
отца Гурия на Ключевском у нас рассказывали, — говорила сестра Авгарь. — Мучили его,
бедного, а потом уж убили. Серою горючей капали по живому телу: зажгли серу да ей и капали на
отца Гурия, а он истошным голосом молил, штобы поскорее убили.